![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
*** (С неприязнью к Илье Эренбургу)
2018-Mar-22, Thursday 21:21С неприязнью к Илье Эренбургу
Относилась Лидия Гинзбург.
Но не лично, по делу сугубо,
Он - её этический недруг.
Всё же я возвращаюсь к обоим.
Не ищу на то объяснений,
Только ящик Пандоры открою
Вместо радости совпадений.
2018
---------------------
Из дневников Лидии Гинзбург
http://www.belousenko.com/books/litera/ginzburg_dnevniki.htm
"Если первая часть «Оттепели» еще имела смысл фронды, то вторая не имеет уже никакого смысла; она, напротив того, выглядит елейно, — потому ли, что Эренбург, при всей внешней нераскаянности, все же испугался и замел следы, потому ли, что со времени первой части уже было сказано вслух такое, после чего не сработали ни семидесятилетний бодрячок из концлагеря, ни два дурацких художника, которые в сущности перестраиваются (не совсем — это был бы нежелательный штамп, — но слегка), один, начав писать дыни, другой — отличного производственника.
Н. говорит, что возник новый вид литературы — подхалимствующая фронда. Очевидно, он и станет ведущим. Эренбург — истинный отец этого жанра. Ему дозволялась, даже вменялась в обязанность легкая фронда и тогда, когда всем дозволялось одно чистое подхалимство.
Основной прием подхалимствующей фронды состоит в том, что на сцену выводятся легкие тени зла. В «Девятом вале» вернувшийся с фронта еврей, вдруг изумленный и потрясенный, обнаруживает существование антисемитизма (представленного подвыпившим дворником). И тут же друзья успокаивают его: действительно есть некоторые отсталые элементы. На них лучше не обращать внимание. Евреи, читая, восхищались.
Что ж, тогда и это было важно — сказать слово, ставшее непроизносимым именно для того, чтобы невозбранно могло совершаться дело. Но о делах страшных и кровавых врать с такой ужимочкой мог только неписатель. Только у неписателя нет внутреннего сигнала «Не трогать!» — для некоторого рода вещей, когда о них нельзя сказать правду.
Теперь то же самое он проделывает со старичком, семнадцать лет просидевшим в концлагере.
Антисемитизм есть, но носители его — подвыпившие дворники. В лагерях сидели, но из них выходили с девственным мировоззрением. Хороших художников еще зажимают, но народ, никогда не видевший ничего, кроме герасимовщины или репродукций с Шишкина и Айвазовского, с первого же взгляда понимает и принимает новое искусство, и славный производственник аллегорически предает себя кисти современного художника.
Вот и вздохнешь о добром старом подхалимстве без фронды. Это был условный и замкнутый в себе мир, вовсе не претендовавший на правдоподобие, — он поэтому в меньшей степени оскорблял страдания человеческие. Но эта патриархальная продукция не имеет сейчас шансов на дальнейшее развитие."
Относилась Лидия Гинзбург.
Но не лично, по делу сугубо,
Он - её этический недруг.
Всё же я возвращаюсь к обоим.
Не ищу на то объяснений,
Только ящик Пандоры открою
Вместо радости совпадений.
2018
---------------------
Из дневников Лидии Гинзбург
http://www.belousenko.com/books/litera/ginzburg_dnevniki.htm
"Если первая часть «Оттепели» еще имела смысл фронды, то вторая не имеет уже никакого смысла; она, напротив того, выглядит елейно, — потому ли, что Эренбург, при всей внешней нераскаянности, все же испугался и замел следы, потому ли, что со времени первой части уже было сказано вслух такое, после чего не сработали ни семидесятилетний бодрячок из концлагеря, ни два дурацких художника, которые в сущности перестраиваются (не совсем — это был бы нежелательный штамп, — но слегка), один, начав писать дыни, другой — отличного производственника.
Н. говорит, что возник новый вид литературы — подхалимствующая фронда. Очевидно, он и станет ведущим. Эренбург — истинный отец этого жанра. Ему дозволялась, даже вменялась в обязанность легкая фронда и тогда, когда всем дозволялось одно чистое подхалимство.
Основной прием подхалимствующей фронды состоит в том, что на сцену выводятся легкие тени зла. В «Девятом вале» вернувшийся с фронта еврей, вдруг изумленный и потрясенный, обнаруживает существование антисемитизма (представленного подвыпившим дворником). И тут же друзья успокаивают его: действительно есть некоторые отсталые элементы. На них лучше не обращать внимание. Евреи, читая, восхищались.
Что ж, тогда и это было важно — сказать слово, ставшее непроизносимым именно для того, чтобы невозбранно могло совершаться дело. Но о делах страшных и кровавых врать с такой ужимочкой мог только неписатель. Только у неписателя нет внутреннего сигнала «Не трогать!» — для некоторого рода вещей, когда о них нельзя сказать правду.
Теперь то же самое он проделывает со старичком, семнадцать лет просидевшим в концлагере.
Антисемитизм есть, но носители его — подвыпившие дворники. В лагерях сидели, но из них выходили с девственным мировоззрением. Хороших художников еще зажимают, но народ, никогда не видевший ничего, кроме герасимовщины или репродукций с Шишкина и Айвазовского, с первого же взгляда понимает и принимает новое искусство, и славный производственник аллегорически предает себя кисти современного художника.
Вот и вздохнешь о добром старом подхалимстве без фронды. Это был условный и замкнутый в себе мир, вовсе не претендовавший на правдоподобие, — он поэтому в меньшей степени оскорблял страдания человеческие. Но эта патриархальная продукция не имеет сейчас шансов на дальнейшее развитие."
